Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Американская мечта - это двухэтажный коттедж или небольшой домик в пригороде, тюнингованый Ford Shelby Mustang полностью на ходу или старый раздолбанный Додж. Это сочельник, гимны и освещенные праздничными огнями улицы, это trick or threat на Хеллоуин. Это слушать церковный хор и не жалеть о потраченном воскресном утре, это идти босиком в час ночи по bay bridge и тихо напевать: "Oh say, can you see..." Это пробежать по задворкам Бронкса после одиннадцати и остаться целым, а потом радоваться этому как ребенок. Это купить полуразбитый проржавевший фургон и, ни о чем не думая, махнуть в Аризону или Небраску прямо с побережья. Это нервно вскочить с пластикового сидения под рев стадиона и охрипшим голосом до последнего скандировать: "Go, Yankees, go!" Это подняться на самый верх Эмпайр-стейт и понять, что в этот раз это действительно не сон... Американская мечта - эта та Америка, которую мы видим именно в такие моменты, которая открыта каждому, которая гордо возвышается под звездно-полосатым знаменем. It's the land of the free, and the home of the brave.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Снился очень странный сон, в нем было много всего, и кажется, это было празднование Хеллоуина. Я делала вид, что целовалась с когда-то бывшей лучшей подругой, и этому даже была цель, ее отлично отражают воспоминания, но суть не в этом. В один момент мне захотелось напугать одного парня из странной компании, что преследовала нас всюду. Я укрылась за предметом мебели в некоем подобии пентхауса, и вот, компания почти зашла в комнату, и я начала совершать торжественный прыжок, как между нами опустилось толстое пуленепробиваемое стекло, появились люди в костюмах радиационной защиты. Я начала стучаться в запаянные двери, что-то кричать, но они лишь разводили руками, пожимали плечами, и вскоре я потеряла сознание. Очнулась в постели на каком-то балконе, это оказалось помещение специально для меня, в нем были еще какие-то предметы мебели, и даже открывались окна. По радиосвязи со мной разговаривал женский голос, у которого я тщетно пыталась выяснить, что со мной, и когда меня выпустят. Она отмалчивалась, ссылалась на неготовые результаты анализов. Я было подумала, что у меня рак, но тогда изолировать бы не стали, да и с радиацией это не слишком связанно. И я, наверное, уже была готова ко всему, но больше всего меня удивило то, что происходило дальше.
За окном проходил пешеходный тротуар, и по нему проходил Lighto-kun. Я выкрикнула его имя, но он не среагировал. Я звала его, просила прийти, но он прошел мимо. Потом я увидела старую знакомую Люцифера, потом бывшего одноклассника, бывшего парня, и никто, никто из них не услышал моего крика, не откликнулся, не пришел.
Помню только, что в руке у меня был телефон, и я общалась с кем-то по смс. И было страшно.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Включи свет!
Канун дня всех святых я встречаю в компании недописанного романа, остывшего чая и фрустрации. Я так привыкла к тому, что происходит, что даже при небольших изменениях начинаю плакать, паниковать и теряться. Но при этом я все жду этого ветра с запада, который изменит мою жизнь навсегда. Так уж выходит, что сегодня Хеллоуин, а я пишу о Дне Духов, и у меня, к слову, в очередной раз зависает программа с открытым в ней документом. Но мне вообще трудно поверить, что я снова пишу, пишу на паре, пишу в автобусе, пишу дома (!), и никак не могу оторваться, будто читаю себя по строкам. Видимо, все дело и правда в фабуле и наглядном каркасе повествования.
Я сегодня открыла для себя что-то новое в старом. Ничего не изменилось, но мне вдруг стало так хорошо и тепло на душе, что все печали отступили на второй план. Я никогда не отпущу это от себя.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Почему Христос не смеется? Если опираться на труды М.М. Бахтина, можно сделать вывод, что смех мгновенен, неподвластен человеческой воле. К смеху часто применяют эпитет «взрывной» и самым искренним смехом считается смех бесконтрольный. Он заставляет нас переживать моменты некоторой «несвободы», после чего наступает «освобождение». Нельзя отождествлять смех со свободой, он не статичен, а является именно переходным моментом из точки А в точку Б. Если рассматривать случай Христа, можно обратить внимание на то, что он всегда ограничивал свою свободу, но никогда не расширял, т.к. пространство для расширения безграничного абсурдно по своей природе. Это приводит к первой версии ответа на поставленный вопрос: если вернуться к рассмотрению смеха как некоего «похитителя воли», который в последствие дарует переход к ее обретению, это противоречило бы одному из вышеуказанных тезисов: воля Христа изначально безгранична, следовательно - он не может ее расширить. Христос при ближайшем рассмотрении и сам является неким «переходным» объектом: он пришел, чтобы нести слово божье, а, следовательно, обратить мир невежественный в мир просвещенный. Христос перешел через смерть и воскрес, тем самым опять же организовав переход мира порочного в мир безгрешный, прощенный. Так почему же Христос, фактически напрямую связанный с понятием перехода, не использует смех, который, казалось бы, должен быть настолько свойственен ему? С. Аверинцев пишет: «Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешел черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом.» Из этого утверждения рождается вторая версия: Христос - освободитель, а, значит, априори свободен сам. Он может освобождать других, но сам к освобождению неспособен, т.к. нельзя освободить того, кто уже свободен. Фактически, он находится уже за порогом, и может лишь осуществлять переходы других между мирами, тем самым выполняя роль некоего «проводника». И, наконец, стоит учитывать и третью версию. По мнению В. Я. Проппа, в неживой природе нет места комическому, так как смех подкреплен духовным началом. Из этого следует, что смеяться может только человек над чем-то человеку подобным. «К наблюдению, что смешным может быть только человек или то, что его напоминает, следует добавить еще другое: только человек может смеяться. Это заметил еще Аристо тель. «Из всех живых существ только человеку свойствен смех», — говорит он в своем трактате о душе (кн. III , гл. 10). Эта мысль неоднократно повторялась. Очень ясно и категорично ее выразил, например, Брандес: «Только человек смеется и только из-за чего-нибудь человеческого» (Вгаndes , 278).» Поскольку Христос - богочеловек, значит, он разительно далек от человеческого начала. Он скорее, подобен человеку, а, значит, более близок к объекту комическому, нежели к объекту смеющемуся. Это утверждение заставляет вернуться ко второй версии ответа на вопрос, которая подтверждает отличие Христа от человека и оттого неспособность выполнять функцию смеющегося. Так я ни к чему однозначному и не пришла.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Канун дня всех святых всегда был важным и вызывал волнение и трепет. С детства мечтала поиграть в trick or threat, сделать интересный костюм, вырезать Джека из тыквы. Прийти домой и набить живот сладостями до отказа, чтобы потом тошнота мучила всю ночь. Сидеть, обняв подушку, за Шоу ужасов Рокки Хоррора и хвастаться по телефону, сколько всякого можно было набрать у старушки с соседней улицы. Я так безумно этого хочу. Но этого не будет никогда. Потому что завтра я снова проснусь, снова пойду на учебу, снова вернусь домой и снова усну не там, где должна. Видимо, в прошлом году мои праздники закончились навсегда.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Все же промчится скорей песней обманутый день.
А я и забыла, какую сильную боль могут причинять, казалось бы, простые вещи. Не могу сказать, жалею ли я о потраченных днях или материалах, но, может, у меня просто кишка тонка создавать что-то действительно важное, стоящее. Наделять его... душой. Не знаю, в какой момент осознание начало приходить, может, в тот, когда ни один из шарниров не подошел по размеру, или когда шея и голова треснули в одном и том же месте, или когда руку перекосило трещиной по периметру, а ноги частями повалились на запачканный стол... Иногда не стыдно признаваться себе в слабости и позволить эти слезы. За них никто не может осудить, но я сама просто места не нахожу от того, что это все моя вина, что я могла повернуть все иначе, что по моей вине она лежит в своем душном пластиковом гробу, так и не успев родиться. Куклой быть трудно, но кукловодом - еще труднее. От нее осталась лишь коробка со сломанными частями и несколько посмертных фотографий. От меня... Да ничего от меня не осталось. Прости меня. Я правда старалась.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Сумерки — щель между мирами.
От долгой полировки тела куклы сильно разболелась голова. Эта белая, видимо, токсичная пыль оседает повсюду, и, кажется, это мой персональный снег. Я чувствую себя целостной, но боюсь шаткого мостика под ногами. Вдруг, он не выдержит? Он ведь не хочет меня держать... А впереди еще километры.
А вот бы появился волшебник и подарил мне набор акрилловых красок, однушку в центре и маленький электрочайник. Я была бы счастлива. Скорее бы что-то изменилось.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
сегодня пятница и мне так тоскливо что я даже открыла бутылку содовой, которую привезла из Москвы она лежала на черный день а теперь в ней водка и остатки компота и я пью с зеркалом и мертвой куклой
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
А все оттого, что мы любили ловить ветра и разбрасывать камни.
Вечера стали все более длинными, солнце уже не восходит, и моя комната превратилась в кукольную мастерскую. Тем не менее, хочется бежать, бежать туда, где много места, где можно спать на полу и не тонуть в горах материала. Никогда не думала, что буду кропотливо вырезать тонкое глиняное тело в надежде, что это заменит мне живых. Я ненавижу людей. Потому что никого нет рядом. И не будет. Потому что я тупо и слепо цепляюсь за одного человека, и он для меня стал важнее целого мира, но если он исчезнет, то ничего не будет, как прежде. Если в прошлый раз иллюзия пустоты мгновенно заполнилась новыми сущностями, то сейчас я хожу по краю. Я просрала всю свою жизнь. Всех своих друзей. Даже знакомых. И, наверное, я сама в этом виновата, хотя меня это нисколько не трогает. Я так ненавижу их всех, даже тех, кто не сделал ничего. Осталось чуть больше полугода до нового жизненного этапа, а я сижу и леплю дурацких кукол на дурацких шарнирах, и у меня ничего нет. Может все это зря, и никакого предназначения нет, может, я так и умру в материальной и духовной нищете, и никто, даже лютые враги, не придут положить звездно-полосатый треугольник флага на мой гроб. Потому что даже врагов я умудрилась потерять.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
В ожидании сна...
Было легко и приятно жить в большом и холодном городе, в пластиковых подоконниках, в теплых маршрутках, когда ты видишь сквозь запотевшее окно серую исписанную краской из баллончиков стену, достаешь телефон старой модели и легким движением пальца отодвигаешь крышку вверх. Таких, наверное, уже и не делают, а если делают, они все равно никому не нужны, как дырявые носки, хотя я никогда не считала это поводом. И вот, ты прикладываешь матовую поверхность панели над экраном к уху и слышишь деловое "moshi-moshi". "Ты не знаешь, откуда взялись эти слова на стенах?" "В ожидании сна..." - эта фраза стала столь многим для меня. Начиная со страниц, бережно исписанных близким человеком, заканчивая часами, проведенными за компьютером, в поисках сакрального смысла. Я встречала глупцов, сноходцев, любителей красного словца, но так и не узнала, что она значила для того человека, который раскрасил простыми черными буквами весь наш город одной снежной зимой.
Я уже давно жду снега. С тех пор, как случайно будто бы уловила его запах с улицы. Конечно, мне, как всегда, почудилось, но я скучаю по нему. По холодным лапам елей и проваливающимся сапогам. И по деловому "moshi-moshi" в трубке. Сейчас даже и позвонить некому.
Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
To the ground. To the Earth.
Давно забытое чувство закулисного волнения, слегка дрожащих рук, полноценной отдачи миру всего, что есть внутри. Когда ты чувствуешь под ногами мягкие слегка пыльные доски, прижимаешься губами к холодной сетке микрофона, обхватывая его чуть влажной от пота ладонью, когда слышишь свой голос, проникающий во все уголки обозримой вселенной... Когда уходишь, срывая невероятные аплодисменты. И напоследок, в пустеющем зале, после вопроса "чьи это стихи?" получаешь поклон... Настоящий поклон. Признание. Оценку.
Что уж говорить о хоре, мы наконец-то смогли сделать это, сделать это хорошо, а главное - вместе. И это безумное, просто опьяняющее чувство, когда занавес закрывается, и сцена заполняется всеми, кто так долго упорно работал, задумывал, воплощал, творил. И будто второе дыхание открывается. Носишься, как полоумный маленький ребенок, обнимаешь всех, смеешься, прыгаешь, и просто сгораешь от бури эмоций внутри и снаружи.
Я безумно люблю сцену. Как ничто другое. И я не хочу с нее уходить.
И спасибо, что пришли. Я была рада играть для кого-то.