Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Почему Христос не смеется?
Если опираться на труды М.М. Бахтина, можно сделать вывод, что смех мгновенен, неподвластен человеческой воле. К смеху часто применяют эпитет «взрывной» и самым искренним смехом считается смех бесконтрольный. Он заставляет нас переживать моменты некоторой «несвободы», после чего наступает «освобождение». Нельзя отождествлять смех со свободой, он не статичен, а является именно переходным моментом из точки А в точку Б.
Если рассматривать случай Христа, можно обратить внимание на то, что он всегда ограничивал свою свободу, но никогда не расширял, т.к. пространство для расширения безграничного абсурдно по своей природе.
Это приводит к первой версии ответа на поставленный вопрос: если вернуться к рассмотрению смеха как некоего «похитителя воли», который в последствие дарует переход к ее обретению, это противоречило бы одному из вышеуказанных тезисов: воля Христа изначально безгранична, следовательно - он не может ее расширить.
Христос при ближайшем рассмотрении и сам является неким «переходным» объектом: он пришел, чтобы нести слово божье, а, следовательно, обратить мир невежественный в мир просвещенный. Христос перешел через смерть и воскрес, тем самым опять же организовав переход мира порочного в мир безгрешный, прощенный.
Так почему же Христос, фактически напрямую связанный с понятием перехода, не использует смех, который, казалось бы, должен быть настолько свойственен ему?
С. Аверинцев пишет:
«Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешел черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом.»
Из этого утверждения рождается вторая версия: Христос - освободитель, а, значит, априори свободен сам. Он может освобождать других, но сам к освобождению неспособен, т.к. нельзя освободить того, кто уже свободен. Фактически, он находится уже за порогом, и может лишь осуществлять переходы других между мирами, тем самым выполняя роль некоего «проводника».
И, наконец, стоит учитывать и третью версию. По мнению В. Я. Проппа, в неживой природе нет места комическому, так как смех подкреплен духовным началом. Из этого следует, что смеяться может только человек над чем-то человеку подобным.
«К наблюдению, что смешным может быть только человек или то, что его напоминает, следует добавить еще другое: только человек может смеяться. Это заметил еще Аристо тель. «Из всех живых существ только человеку свойствен смех», — говорит он в своем трактате о душе (кн. III , гл. 10). Эта мысль неоднократно повторялась. Очень ясно и категорично ее выразил, например, Брандес: «Только человек смеется и только из-за чего-нибудь человеческого» (Вгаndes , 278).»
Поскольку Христос - богочеловек, значит, он разительно далек от человеческого начала. Он скорее, подобен человеку, а, значит, более близок к объекту комическому, нежели к объекту смеющемуся. Это утверждение заставляет вернуться ко второй версии ответа на вопрос, которая подтверждает отличие Христа от человека и оттого неспособность выполнять функцию смеющегося.
Так я ни к чему однозначному и не пришла.
Если опираться на труды М.М. Бахтина, можно сделать вывод, что смех мгновенен, неподвластен человеческой воле. К смеху часто применяют эпитет «взрывной» и самым искренним смехом считается смех бесконтрольный. Он заставляет нас переживать моменты некоторой «несвободы», после чего наступает «освобождение». Нельзя отождествлять смех со свободой, он не статичен, а является именно переходным моментом из точки А в точку Б.
Если рассматривать случай Христа, можно обратить внимание на то, что он всегда ограничивал свою свободу, но никогда не расширял, т.к. пространство для расширения безграничного абсурдно по своей природе.
Это приводит к первой версии ответа на поставленный вопрос: если вернуться к рассмотрению смеха как некоего «похитителя воли», который в последствие дарует переход к ее обретению, это противоречило бы одному из вышеуказанных тезисов: воля Христа изначально безгранична, следовательно - он не может ее расширить.
Христос при ближайшем рассмотрении и сам является неким «переходным» объектом: он пришел, чтобы нести слово божье, а, следовательно, обратить мир невежественный в мир просвещенный. Христос перешел через смерть и воскрес, тем самым опять же организовав переход мира порочного в мир безгрешный, прощенный.
Так почему же Христос, фактически напрямую связанный с понятием перехода, не использует смех, который, казалось бы, должен быть настолько свойственен ему?
С. Аверинцев пишет:
«Мудреца всегда труднее рассмешить, чем простака, и это потому, что мудрец в отношении большего количества частных случаев внутренней несвободы уже перешел черту освобождения, черту смеха, уже находится за порогом.»
Из этого утверждения рождается вторая версия: Христос - освободитель, а, значит, априори свободен сам. Он может освобождать других, но сам к освобождению неспособен, т.к. нельзя освободить того, кто уже свободен. Фактически, он находится уже за порогом, и может лишь осуществлять переходы других между мирами, тем самым выполняя роль некоего «проводника».
И, наконец, стоит учитывать и третью версию. По мнению В. Я. Проппа, в неживой природе нет места комическому, так как смех подкреплен духовным началом. Из этого следует, что смеяться может только человек над чем-то человеку подобным.
«К наблюдению, что смешным может быть только человек или то, что его напоминает, следует добавить еще другое: только человек может смеяться. Это заметил еще Аристо тель. «Из всех живых существ только человеку свойствен смех», — говорит он в своем трактате о душе (кн. III , гл. 10). Эта мысль неоднократно повторялась. Очень ясно и категорично ее выразил, например, Брандес: «Только человек смеется и только из-за чего-нибудь человеческого» (Вгаndes , 278).»
Поскольку Христос - богочеловек, значит, он разительно далек от человеческого начала. Он скорее, подобен человеку, а, значит, более близок к объекту комическому, нежели к объекту смеющемуся. Это утверждение заставляет вернуться ко второй версии ответа на вопрос, которая подтверждает отличие Христа от человека и оттого неспособность выполнять функцию смеющегося.
Так я ни к чему однозначному и не пришла.