Здесь умер старик. И всё равно каждый год приходит весна.
Глава 1. Продолжение.***
Чайник засвистел, и казалось, его свист огласил добрые полстанции. Хотя станция была не очень большой, как и все станции Самарского метро, так что Павел поймал на себе всего несколько равнодушных взглядов, повернувшихся скорее не из любопытства, а от неожиданности. Перестав быть объектом всеобщего внимания он налил чай в старую алюминиевую кружку и сильнее закутался в рваный тулуп. Гагаринская находилась в меланхоличном состоянии вечернего умиротворения, казалось, что вот-вот где-то вдалеке должен блеснуть алый закат, о котором было написано во многих стихах. Что такое закат, Павел в принципе понимал, знал, что это солнце прячется за горизонт, что все озаряется красным светом, но вот о том, что такое горизонт, он понятия не имел. Да и вообще не мог себе представить такую картину, ведь ничего кроме красного тревожного, ставшего привычным, света аварийных ламп его глаза не наблюдали. Говорят, что на Спортивной освещение хорошее, важная торговая станция все-таки... Хотя они просто везунчики. Оказались в альянсе центральных станций метро, вот им и свет и вода и прочие почести. Хотя жителей на ней было крайне мало, ведь станция была ближе к поверхности, чем все остальные. Павел вообще не понимал, что привлекает немногочисленных жителей Спортивной, ведь она годилась только для торговли и ночлега, а так... Фон и множество челноков. На Российской в прошлом тоже было много света, если верить старикам. Хотя кому он там сейчас собственно нужен? Как самая молодая станция, она была снабжена только одними гермоворотами, поэтому из тоннеля к так и не достроенной Алабинской постоянно что-то лезет. Им бы только выжить и похоже, что неважно, какой ценой...
- Паша! Привет! А ты чего один? - К Павлу легким бегом приблизилась девушка шестнадцати лет, худощавая и со светлыми волосами. Несмотря на ее болезненный вид, она открыто и искренне улыбалась.
- Привет, Ань. Ты же знаешь. - Покосился парень в попытке скривить улыбку.
- Ну ты не против, если я с тобой посижу? А то мне скучно...
- Ладно, сиди. - Вздохнул Павел, наливая чай во вторую кружку и пытаясь сделать радостный вид. Как же он устал от этой жизни и этой станции. Каждый день одно и то же. Казалось, что в книжках, которыми с половиной станции делился Анатолий Васильевич, были просто сказки, которые вообще никакого отношения к реальности не имеют.
Анатолий Васильевич был самым старшим человеком на станции. Наверное, на каждой станции был такой старик, который помнил еще те времена, когда люди господствовали наверху, а не вели образ жизни червей. Он постоянно рассказывал, какого оно было - жить на поверхности. Иногда у Павла закрадывалось подозрение, что старик знает все или он просто сумасшедший. Но если Павел больше склонялся к первому, то добрая половина станции думала иначе. Метро, место, где всех, кто знает много, принимают за безумцев.
- А знаешь, - вывела его из раздумий Аня, - я у Анатолия Васильевича сегодня была. Он мне интересную историю рассказал...
- Опять байки про призраков? - Недоверчиво протянул Павел.
- Нет. Ты не слышал о... Стае?
- Какой еще стае?
- Говорят, в нашем метро есть группировка людей. Причем простых людей, таких же как мы с тобой, такого же возраста... Только они не живут ни на одной из станций. Они путешествуют по всему метро...
- Чего по нему путешествовать? - усмехнулся парень. - Девять станций и все по прямой линии. Российская закрыта, а Юнгородок... Ха-ха три раза. В итоге семь.
- Ну не скажи. В туннелях куча дверей, кто знает, куда они ведут...
- Идиотизм.
- Пашка! - С какой-то осуждающей обидой воскликнула Аня. Внезапно с другого конца станции донесся женский голос, окликнувший ее. Девушка наскоро попрощалась и побежала помогать матери. Павел погрузился в раздумия. Идиотизм полнейший, это верно. Но... В голове вдруг возникло странное желание, а точнее догадка: "А что, если Стая правда существует? И наше маленькое метро не так просто, каким кажется на первый взгляд? Возможно, это дорога к свободе..." Павел помотал головой. Дурацкие мысли, видимо, это недосып. Нужно больше спать, однозначно. Только вот как тут поспишь - Анатолий Васильевич то книгу интересную подкинет так, что оторваться не можешь до тех пор, пока не поймешь, что пролежал с ней всю ночь, а вокруг палатки становится все ярче свет аварийных ламп - "утро" наступает. Иной раз расскажет байку да такую, что либо думаешь полночи, а остальные полночи во сне попадаешь в похожие ситуации, либо вообще уснуть не можешь, лежишь в оцепенении и прислушиваешься к каждому шороху - страшно. Вообще, если бы не Анатолий Васильевич, то он бы здесь совсем с тоски помер, так хоть жизнь интереснее кажется.
Посидев еще немного на платформе и понаблюдав за людьми, которых становилось все меньше, Павел привстал так, что затекшие колени едва-слышно хрустнули, и нырнул в свою палатку. Уснул он на удивление быстро, хотя перед сном и думал о загадочной Стае.
- Паша! Ну чего же ты разоспался! Вставай давай! - Странно. Обычно Павел поднимался сам, да притом весьма рано, по сравнению с остальной станцией, если вообще, конечно, спал. Голос матери поначалу трудно воспринимался и парень не сразу осознал, что происходит, и где он находится.
- Да ну вставай же ты! Как сова, ей-богу! - Шутливо и более отчетливо донесся задорный женский голос. Сов еще маленький Паша видел в книжках, но их большие глаза и причудливые клювы пугали его.
Мама. Она казалась такой несчастной... Когда все произошло, она была такой молодой, всего лишь третий десяток шел, жизнь только начиналась... Иногда она рассказывала о том дне. И как они с подругами поехали на рынок. Как завыла сирена. Как люди бежали, словно корабельные крысы со своего чертового Титаника, который сами же и построили и сами потопили. А потом рассказывала, как по счастливой случайности они встретились с отцом на Гагаринской. "Я знала его еще там, на поверхности. Мы с ним пару раз виделись в компаниях, и вот, повезло. Единственный, наверное, кто выжил из всех, кого я знала..." На этом моменте мать вытирала слезы и на весь оставшийся день становилась мрачной и тихой. Грустная она была. Под голубовато-серыми глазами давно образовались мешки, на лице было множество морщинок, да и от всего ее образа исходила невероятная усталость. Павел любил ее и сестренку младшую тоже любил. Правда это скорее было похоже на привязанность, чувство долга перед ними, долга и заботы.
- Паш, отец по делам собирается на Советскую, а со Спортивной что-то сюда нужно принести, ты не сходишь с ним? Хотя я волнуюсь, но говорят, ты взрослый уже... Я ведь не замечаю, как вы растете... А, Паш, сходишь? - Ха! Она еще спрашивала! Давней мечтой Павла было хотя бы недалеко уйти за пределы этой чертовой станции! В дозор его не брали, а на другие станции и подавно. А здесь такая возможность: на саму Спортивную попасть!
- Конечно, мам.
- Тогда собирайся, они через час выходят. - Он бросился к рюкзаку, который отец принес ему из одного из своих походов. Папа вообще издавна готовил его к суровой жизни в метро, учил разным приемам и хитростям, которые могут пригодиться. Сам он редко сидел в дозоре, он был одним из помощников Комменданта, главенствующего на Гагаринской, и постоянно ходил в различные "командировки" на Советскую, Спортивную, Московскую и иногда даже Кировскую. Но после Кировской отец приходил совершенно опустошенный, подходить так близко к Юнгородку... Хотел бы Павел видеть людей, что живут на Кировской. Хотя что такого страшного в этом Юнгородке? Подумаешь, станция на поверхности... От такого сарказма в мыслях Павлу даже стало противно. С другой стороны, Кировская была одной из самых глубоко заложенных станций, гермы там были прочные, так что безопасность обеспечить было нетрудно.
- Собрался, герой? - в палатку заглянуло небритое суровое лицо отца.
- Да, служу Советскому Альянсу!
- Союзу, балбес. Нам бы за такие ошибки в школе по шее надавали. И кол в журнал. Ру-учкой! - Отец попытался подделать строгую интонацию школьных учителей, но Павел не имел возможности оценить, так как с трудом представлял, кто это такие, и что такое этот Советский Союз. Просто видел фразу в одной из книг, вот и заучил...
- Тогда выдвигаемся, времени мало. - Поторопил его отец. Павел без промедления застегнул тулуп и, накинув на плечи рюкзак, вышел из палатки. Снаружи их ждало еще два таких же здоровых и крепких мужика, как и его отец.
- Ну что, двигаем? - Осведомился командир отряда, которого Павел привык называть просто "папа".
- Гоу! - Выкрикнул странное, непривычное для слуха слово один из них.
Когда отряд зашагал к краю платформы, Павел заметил мать, стоявшую у палатки и с тоской смотревшую им вслед. И пусть она отчаянно пыталась скрыть беспокойство, на ее лице оно отражалось как можно более отчетливо. Твое творение, твой цветок, который ты вырастил в абсолютной темноте таким трудом... Такое вообще возможно - вырастить цветок без света?! А теперь его просто подвергают такой опасности, в которой, казалось бы, ничего страшного... Просто растение помещают в коробку с миллионами гусениц.
Парень быстро развернулся, подбежал к ней и обнял, а затем, бросив на бегу: "Пока, мам!" Догнал свой отряд. Отец кинул на него неодобрительный взгляд, такое проявление чувств он почему-то счел проявлением слабости.
Команда спустилась на пути и зашагала по рельсам в сторону Спортивной. Тьма постепенно сгущалась, и вскоре Павел почувствовал, как закончилась жилая станция и начался холодный, темный, безжалостный перегон.
Он шел впереди, рядом с отцом, отставая от него всего лишь на полшага. Чуть позади шел еще один, и замыкал их "строй" самый крепкий из мужчин. Бородат и суров, он напоминал лесников из сказок, которые Анатолий Васильевич либо рассказывал, либо предоставлял в виде небольших потрепанных книжек. Калаши всех троих взрослых членов отряда поблескивали в несильном свете, шедшем от фонаря на каске отца.
- Пап... Э... Командир, а что мне нужно будет делать? - Нарушил тяжелую тишину, на фоне монотонного гула шагов, Павел.
- Узнаешь. - послышался холодный голос, уползающий по стенам тоннеля куда-то вдаль.
- Лех, а чего у тебя малой без оружия-то? - С усмешкой спросил тот, что без бороды.
- Сейчас обойдется. На обратном пути получит. - Отец был равнодушен и спокоен. Павлу казалось, что эта троица была вовсе не людьми, а мифическими атлантами из книг, только эти не небо держали, а себя в руках. А вот ему самому было дико не по себе, и он ничего не мог с этим поделать. Тоннель, казалось, не собирался заканчиваться, хотя был всего полтора километра в длину. Чтобы как-то отвлечься, Павел принялся вглядываться в оружие. В нем он понимал немного, хотя много читал. За спинами мужиков он разглядел обыкновенные Калаши, а вот у его отца кажется был АКМ, причем выглядел он гораздо лучше старых побитых орудий напарников. Ствол был начищен и блестел хитрым вороным блеском, готовым немедленно пуститься в бой и расстрелять всех, кто встанет на пути у хозяина.
Мама говорила, что в детстве хотела щенка, а вот Павлу всегда хотелось иметь собственное оружие, верного друга, который будет защищать и помогать во всех опасных и трудных ситуациях. Вдалеке замелькали тусклые огни, затем они становились все ярче, и наконец стал отчетливо виднеться дозорный пост. В лицо резко ударил свет прожектора и послышался крик: "Стой, кто идет?!"
- Свои! - Пробасил отец.
- Кто свои?!
- Отряд с Гагаринской! Да убери ты свою сраную лампочку! Ничерта ведь не видно! - Прожектор отвели немного в сторону и из темноты, украшаемой плясавшими перед глазами цветными пятнами, к ним приблизился человек в камуфляже. Форма была целая и почти без грязи и повреждений. Павел даже немного позавидовал. Он бы тоже хотел ходить в дозоры, участвовать в войнах, носить красивую форму, стрелять из хорошего оружия, иметь уважение, а может даже выбираться на поверхность вместе со сталкерами.
- А, это вы... Здравия желаю, капитан Соколов!
- Здравствуйте... - Слегка рассержено пробормотал отец. Отряд тут же пропустили на станцию, тщательно подавляя свой виноватый вид, и перед глазами Павла предстало то, что он так давно хотел увидеть - Спортивная.
Чайник засвистел, и казалось, его свист огласил добрые полстанции. Хотя станция была не очень большой, как и все станции Самарского метро, так что Павел поймал на себе всего несколько равнодушных взглядов, повернувшихся скорее не из любопытства, а от неожиданности. Перестав быть объектом всеобщего внимания он налил чай в старую алюминиевую кружку и сильнее закутался в рваный тулуп. Гагаринская находилась в меланхоличном состоянии вечернего умиротворения, казалось, что вот-вот где-то вдалеке должен блеснуть алый закат, о котором было написано во многих стихах. Что такое закат, Павел в принципе понимал, знал, что это солнце прячется за горизонт, что все озаряется красным светом, но вот о том, что такое горизонт, он понятия не имел. Да и вообще не мог себе представить такую картину, ведь ничего кроме красного тревожного, ставшего привычным, света аварийных ламп его глаза не наблюдали. Говорят, что на Спортивной освещение хорошее, важная торговая станция все-таки... Хотя они просто везунчики. Оказались в альянсе центральных станций метро, вот им и свет и вода и прочие почести. Хотя жителей на ней было крайне мало, ведь станция была ближе к поверхности, чем все остальные. Павел вообще не понимал, что привлекает немногочисленных жителей Спортивной, ведь она годилась только для торговли и ночлега, а так... Фон и множество челноков. На Российской в прошлом тоже было много света, если верить старикам. Хотя кому он там сейчас собственно нужен? Как самая молодая станция, она была снабжена только одними гермоворотами, поэтому из тоннеля к так и не достроенной Алабинской постоянно что-то лезет. Им бы только выжить и похоже, что неважно, какой ценой...
- Паша! Привет! А ты чего один? - К Павлу легким бегом приблизилась девушка шестнадцати лет, худощавая и со светлыми волосами. Несмотря на ее болезненный вид, она открыто и искренне улыбалась.
- Привет, Ань. Ты же знаешь. - Покосился парень в попытке скривить улыбку.
- Ну ты не против, если я с тобой посижу? А то мне скучно...
- Ладно, сиди. - Вздохнул Павел, наливая чай во вторую кружку и пытаясь сделать радостный вид. Как же он устал от этой жизни и этой станции. Каждый день одно и то же. Казалось, что в книжках, которыми с половиной станции делился Анатолий Васильевич, были просто сказки, которые вообще никакого отношения к реальности не имеют.
Анатолий Васильевич был самым старшим человеком на станции. Наверное, на каждой станции был такой старик, который помнил еще те времена, когда люди господствовали наверху, а не вели образ жизни червей. Он постоянно рассказывал, какого оно было - жить на поверхности. Иногда у Павла закрадывалось подозрение, что старик знает все или он просто сумасшедший. Но если Павел больше склонялся к первому, то добрая половина станции думала иначе. Метро, место, где всех, кто знает много, принимают за безумцев.
- А знаешь, - вывела его из раздумий Аня, - я у Анатолия Васильевича сегодня была. Он мне интересную историю рассказал...
- Опять байки про призраков? - Недоверчиво протянул Павел.
- Нет. Ты не слышал о... Стае?
- Какой еще стае?
- Говорят, в нашем метро есть группировка людей. Причем простых людей, таких же как мы с тобой, такого же возраста... Только они не живут ни на одной из станций. Они путешествуют по всему метро...
- Чего по нему путешествовать? - усмехнулся парень. - Девять станций и все по прямой линии. Российская закрыта, а Юнгородок... Ха-ха три раза. В итоге семь.
- Ну не скажи. В туннелях куча дверей, кто знает, куда они ведут...
- Идиотизм.
- Пашка! - С какой-то осуждающей обидой воскликнула Аня. Внезапно с другого конца станции донесся женский голос, окликнувший ее. Девушка наскоро попрощалась и побежала помогать матери. Павел погрузился в раздумия. Идиотизм полнейший, это верно. Но... В голове вдруг возникло странное желание, а точнее догадка: "А что, если Стая правда существует? И наше маленькое метро не так просто, каким кажется на первый взгляд? Возможно, это дорога к свободе..." Павел помотал головой. Дурацкие мысли, видимо, это недосып. Нужно больше спать, однозначно. Только вот как тут поспишь - Анатолий Васильевич то книгу интересную подкинет так, что оторваться не можешь до тех пор, пока не поймешь, что пролежал с ней всю ночь, а вокруг палатки становится все ярче свет аварийных ламп - "утро" наступает. Иной раз расскажет байку да такую, что либо думаешь полночи, а остальные полночи во сне попадаешь в похожие ситуации, либо вообще уснуть не можешь, лежишь в оцепенении и прислушиваешься к каждому шороху - страшно. Вообще, если бы не Анатолий Васильевич, то он бы здесь совсем с тоски помер, так хоть жизнь интереснее кажется.
Посидев еще немного на платформе и понаблюдав за людьми, которых становилось все меньше, Павел привстал так, что затекшие колени едва-слышно хрустнули, и нырнул в свою палатку. Уснул он на удивление быстро, хотя перед сном и думал о загадочной Стае.
***
- Паша! Ну чего же ты разоспался! Вставай давай! - Странно. Обычно Павел поднимался сам, да притом весьма рано, по сравнению с остальной станцией, если вообще, конечно, спал. Голос матери поначалу трудно воспринимался и парень не сразу осознал, что происходит, и где он находится.
- Да ну вставай же ты! Как сова, ей-богу! - Шутливо и более отчетливо донесся задорный женский голос. Сов еще маленький Паша видел в книжках, но их большие глаза и причудливые клювы пугали его.
Мама. Она казалась такой несчастной... Когда все произошло, она была такой молодой, всего лишь третий десяток шел, жизнь только начиналась... Иногда она рассказывала о том дне. И как они с подругами поехали на рынок. Как завыла сирена. Как люди бежали, словно корабельные крысы со своего чертового Титаника, который сами же и построили и сами потопили. А потом рассказывала, как по счастливой случайности они встретились с отцом на Гагаринской. "Я знала его еще там, на поверхности. Мы с ним пару раз виделись в компаниях, и вот, повезло. Единственный, наверное, кто выжил из всех, кого я знала..." На этом моменте мать вытирала слезы и на весь оставшийся день становилась мрачной и тихой. Грустная она была. Под голубовато-серыми глазами давно образовались мешки, на лице было множество морщинок, да и от всего ее образа исходила невероятная усталость. Павел любил ее и сестренку младшую тоже любил. Правда это скорее было похоже на привязанность, чувство долга перед ними, долга и заботы.
- Паш, отец по делам собирается на Советскую, а со Спортивной что-то сюда нужно принести, ты не сходишь с ним? Хотя я волнуюсь, но говорят, ты взрослый уже... Я ведь не замечаю, как вы растете... А, Паш, сходишь? - Ха! Она еще спрашивала! Давней мечтой Павла было хотя бы недалеко уйти за пределы этой чертовой станции! В дозор его не брали, а на другие станции и подавно. А здесь такая возможность: на саму Спортивную попасть!
- Конечно, мам.
- Тогда собирайся, они через час выходят. - Он бросился к рюкзаку, который отец принес ему из одного из своих походов. Папа вообще издавна готовил его к суровой жизни в метро, учил разным приемам и хитростям, которые могут пригодиться. Сам он редко сидел в дозоре, он был одним из помощников Комменданта, главенствующего на Гагаринской, и постоянно ходил в различные "командировки" на Советскую, Спортивную, Московскую и иногда даже Кировскую. Но после Кировской отец приходил совершенно опустошенный, подходить так близко к Юнгородку... Хотел бы Павел видеть людей, что живут на Кировской. Хотя что такого страшного в этом Юнгородке? Подумаешь, станция на поверхности... От такого сарказма в мыслях Павлу даже стало противно. С другой стороны, Кировская была одной из самых глубоко заложенных станций, гермы там были прочные, так что безопасность обеспечить было нетрудно.
- Собрался, герой? - в палатку заглянуло небритое суровое лицо отца.
- Да, служу Советскому Альянсу!
- Союзу, балбес. Нам бы за такие ошибки в школе по шее надавали. И кол в журнал. Ру-учкой! - Отец попытался подделать строгую интонацию школьных учителей, но Павел не имел возможности оценить, так как с трудом представлял, кто это такие, и что такое этот Советский Союз. Просто видел фразу в одной из книг, вот и заучил...
- Тогда выдвигаемся, времени мало. - Поторопил его отец. Павел без промедления застегнул тулуп и, накинув на плечи рюкзак, вышел из палатки. Снаружи их ждало еще два таких же здоровых и крепких мужика, как и его отец.
- Ну что, двигаем? - Осведомился командир отряда, которого Павел привык называть просто "папа".
- Гоу! - Выкрикнул странное, непривычное для слуха слово один из них.
Когда отряд зашагал к краю платформы, Павел заметил мать, стоявшую у палатки и с тоской смотревшую им вслед. И пусть она отчаянно пыталась скрыть беспокойство, на ее лице оно отражалось как можно более отчетливо. Твое творение, твой цветок, который ты вырастил в абсолютной темноте таким трудом... Такое вообще возможно - вырастить цветок без света?! А теперь его просто подвергают такой опасности, в которой, казалось бы, ничего страшного... Просто растение помещают в коробку с миллионами гусениц.
Парень быстро развернулся, подбежал к ней и обнял, а затем, бросив на бегу: "Пока, мам!" Догнал свой отряд. Отец кинул на него неодобрительный взгляд, такое проявление чувств он почему-то счел проявлением слабости.
Команда спустилась на пути и зашагала по рельсам в сторону Спортивной. Тьма постепенно сгущалась, и вскоре Павел почувствовал, как закончилась жилая станция и начался холодный, темный, безжалостный перегон.
Он шел впереди, рядом с отцом, отставая от него всего лишь на полшага. Чуть позади шел еще один, и замыкал их "строй" самый крепкий из мужчин. Бородат и суров, он напоминал лесников из сказок, которые Анатолий Васильевич либо рассказывал, либо предоставлял в виде небольших потрепанных книжек. Калаши всех троих взрослых членов отряда поблескивали в несильном свете, шедшем от фонаря на каске отца.
- Пап... Э... Командир, а что мне нужно будет делать? - Нарушил тяжелую тишину, на фоне монотонного гула шагов, Павел.
- Узнаешь. - послышался холодный голос, уползающий по стенам тоннеля куда-то вдаль.
- Лех, а чего у тебя малой без оружия-то? - С усмешкой спросил тот, что без бороды.
- Сейчас обойдется. На обратном пути получит. - Отец был равнодушен и спокоен. Павлу казалось, что эта троица была вовсе не людьми, а мифическими атлантами из книг, только эти не небо держали, а себя в руках. А вот ему самому было дико не по себе, и он ничего не мог с этим поделать. Тоннель, казалось, не собирался заканчиваться, хотя был всего полтора километра в длину. Чтобы как-то отвлечься, Павел принялся вглядываться в оружие. В нем он понимал немного, хотя много читал. За спинами мужиков он разглядел обыкновенные Калаши, а вот у его отца кажется был АКМ, причем выглядел он гораздо лучше старых побитых орудий напарников. Ствол был начищен и блестел хитрым вороным блеском, готовым немедленно пуститься в бой и расстрелять всех, кто встанет на пути у хозяина.
Мама говорила, что в детстве хотела щенка, а вот Павлу всегда хотелось иметь собственное оружие, верного друга, который будет защищать и помогать во всех опасных и трудных ситуациях. Вдалеке замелькали тусклые огни, затем они становились все ярче, и наконец стал отчетливо виднеться дозорный пост. В лицо резко ударил свет прожектора и послышался крик: "Стой, кто идет?!"
- Свои! - Пробасил отец.
- Кто свои?!
- Отряд с Гагаринской! Да убери ты свою сраную лампочку! Ничерта ведь не видно! - Прожектор отвели немного в сторону и из темноты, украшаемой плясавшими перед глазами цветными пятнами, к ним приблизился человек в камуфляже. Форма была целая и почти без грязи и повреждений. Павел даже немного позавидовал. Он бы тоже хотел ходить в дозоры, участвовать в войнах, носить красивую форму, стрелять из хорошего оружия, иметь уважение, а может даже выбираться на поверхность вместе со сталкерами.
- А, это вы... Здравия желаю, капитан Соколов!
- Здравствуйте... - Слегка рассержено пробормотал отец. Отряд тут же пропустили на станцию, тщательно подавляя свой виноватый вид, и перед глазами Павла предстало то, что он так давно хотел увидеть - Спортивная.
@темы: Гордыня